Николай Семченко - Великан Калгама и его друзья
Барсук попробовал отделаться корешками да личинками жуков. Шаманка проглотила угощение, облизнулась, но нахмурила лоб:
– Только аппетит разыгрался! Ух, какая я голодная! Иди, барсук, добудь мне что-нибудь посущественнее – землероек или кротов. А то самого тебя проглочу!
Прибежал хорёк, он всегда перед хэрэ лебезил, старался ей угодить. Специально овсянку полдня караулил, поймал её и принёс птичку шаманке. Да ведь, подлец такой, нарочно её живой оставил – трепещет овсянка в его зубах, просит отпустить.
– Вот, моя добыча! – сообщил хорёк, придерживая птичку лапой. – Свеженькая! Угощайся!
Только хотел он овсянку отдать хэрэ, да птичка умудрилась выскользнуть из его лапы – и была такова. А шаманка рассердилась на неловкого зверя, набросилась на него и – ам! – проглотила, только хвостик его мелькнул в ненасытной щербатой пасти.
– Ну, что? Видишь, какая она страшная, – прошептала синичка медведю. – Всех поедом ест, и никто ничего с ней сделать не может – страшимся мы её.
Медведь хорошо рассмотрел хэрэ. Наверно, потому что не боялся, страшной она ему не показалась. Лягушка как лягушка. Лишь большая и толстая. Халат на ней – клочок тины, подвески – мелкие ракушки, бубен в лапках – листок осины, а колотушка – тальниковый прут. У настоящего нанайского шамана на голове должна быть шапка с рогами, а у неё – водяной орех! Какая ж это шаманка? Смех, да и только!
Вышел медведь из зарослей и прямой наводкой к хэрэ:
– Ты кто такая? Почему сородичей моих пугаешь?
– Тьфэ-кхе, тьфэ-кхе! – закашляла от неожиданности хэрэ. – Все меня боятся, и ты, косолапый, бойся!
– О, как ты сумела всех застращать! – изумился медведь. – А сама-то кто? Лягушонка, всего-навсего!
Поняла Амбакта: на медведя её чары не действуют. Думает: как бы он её не прихлопнул, нужно в бусяку скорее превращаться. Закружилась она на месте, заклинание забормотала. Прямо на глазах растёт, раздувается как шар, того и гляди взлетит!
– Ох, никак, она летающая шаманка? – пискнула синичка и порскнула в листья осинки. – За подмогой к злым духам сейчас улетит, ой-ей-ой! Приведёт их в тайгу – совсем нам житья не станет!
Медведь, однако, знает: некоторые лягушки специально надуваются, чтобы показать неприятелю, какие они большие да сильные. Не знает он: хэрэ – ни кто иная, как бусяку Амбакта. Если бы знал, то, может, не таким бы смелым был. А так – глядит: лягушонка в дурацком наряде пыжится, грозно лапками машет, бранится на чём свет стоит.
Ещё чуть-чуть и обернулась бы хэрэ злобным чудищем. Но медведь поймал её за лапу, рявкнул и наступил на лягушку. Придавил её!
Что вы думаете, лопнула лягушка как воздушный шарик – и вылетели из неё звери и птицы, которых она наглоталась, не жуя. Один лишь хорёк сломя голову в лес убежал, а остальные обнимаются, радуются, медведю в лапы кланяются.
Синичка сидит на осинке, вместе с ней от страха трясётся: а вдруг хэрэ ещё жива, из-под медвежьей лапы выпрыгнет? Ещё злее может стать!
Поднял топтыгин лапу, потряс ею брезгливо – мокрое место от лягушки осталось, одно плохо: водяной орех-чилим меж пальцами застрял, колет острыми шипами.
– Чудо! – воскликнула синичка. – Глазам своим не верю: лопнула хэрэ, что те мыльный пузырь!
– Глаза иногда обманывают, но не в этом случае, – ворчливо ответил медведь. – Лучше бы ты помогла выковырять чилим из лапы. Он хуже занозы!
Синичка расклевала чилим, заяц подорожник принёс – положили медведю на лапу, чтобы боль унять.
– Посиди, отдохни, – сказала синица. – Потрудился ты, мишка, на славу!
– Делов-то! – отмахнулся медведь. – Подумаешь, хэрэ лапой прихлопнул. Да с ней и заяц бы справился! Сколько раз повторять: у страха глаза велики…
– Умом всё понимаешь, а как до дела дойдёт – эх, забываешь! – вздохнула синица. – Так уж мы устроены.
– Ну, вам, зверям и птицам, есть над чем подумать, а мне некогда тут рассиживаться, – медведь поднялся. – Ворочусь, помогу Калгаме. Хондори-чако трудно в одиночку одолеть. Сказывают, бусяку заколдованный: его сила в кочоа, а где тот орешек лежит, никому не ведомо.
– Значит, и вдвоём вы его не поборете, – пискнула синица. – Ох, страшно-то как! Погибнуть можешь…
– Кто заранее боится, тот точно проиграет, – ответил медведь. – Не могу не помочь Калгаме. Будь что будет!
И отправился медведь к реке, за которой находилась пещера бусяку.
Глава тринадцатая, в которой жадный Чумбока остаётся стоять на одной ноге, как цапля
В это время Чумбока забивал на берегу колья для рыболовной сети. Жене его Койныт захотелось свеженькой белорыбицы.
– Да смотри же, – наказала она мужу, – костлявых касаток и карасей не лови, а поймай большую щуку! Сон мне приснился: будто добыл ты щуку, стала я чистить её и – о, чудо! – богатство в ней лежит…
– А что за богатство? – полюбопытствовал Чумбока.
– Тут ты как раз меня локтем двинул, – досадливо поморщилась Койныт.
– А не храпи! – вставил Чумбока. – Так расхрапелась, что стены задрожали. Боюсь, рухнут когда-нибудь.
– Давно пора новый дом построить, – отмахнулась Койныт. – А сон я из-за тебя не доглядела. Вот, вижу: богатство в щуке, а какое – не поняла. Может, она золотое кольцо проглотила, а? Или жемчужину. А может, драгоценный камень в ней. Нам кабы самый малюсенький камушек – продали бы его купцам, а на вырученные деньги новый дом построили.
– Размечталась! – засмеялся Чумбока. – Кабы-абы!
– Нечего дома сидеть, езжай на рыбалку! – упёрла Койныт руки в бока. – Мне сны просто так не снятся. Хочу узнать, что за богатство в щуке находится! И чтоб без неё не смел домой возвращаться.
Забил колья Чумбока, сетку натянул. Сидит на берегу, ждёт, а от скуки песню напевает:
Рыба налим, тэртэнтэн-тэртэнтэн,
Этой стороной проходи!
Рыба амур, тэртэнтэн-тэртэнтэн,
По той стороне проходи!
А ты, щука, возле берега плыви,
А то в сеть попадешь,
тэртэнтэн-тэртэнтэн!
Нарочно так поёт. Потому что сеть у берега поставлена, да так хитро замаскирована, что и не увидишь её. Чумбока рыбацкое дело отлично знал, что уж говорить!
А щука уже отыскала заветный орех-кочоа и плыла с ним к поджидавшим её мышке и сороке. Услышала она песню Чумбоки и поверила ему. Решила: на сей раз он ловит амуров и налимов, заманивает их в свою сеть, а зубастые щуки ему не нужны.
Поплыла она возле берега, а там водоросли колышутся, сливаются с ячеёй, не видно сети. «Ну, – думает щука, – точно: не обманывает Чумбока! Не щучий, видно, у него сегодня день».
Только так подумала, как Чумбока – раз-два-три! – вытянул сеть на берег. Смотрит: большущая щука попалась, да такая красивая, в густую крапинку, с ясными глазами, широким пятнистым хвостом!
– Ого! Сон Койныт – в руку, – обрадовался рыбак. – Иногда ей правдивые сны видятся. А что, если в рыбине и вправду богатство скрывается? Возьму-ка нож, вспорю брюхо щуке – хочется быстрее сокровище увидеть…
За свою жизнь Чумбока много щук выловил, и счёт им потерял. Чего только не находил в их желудках! Эти рыбы заглатывают не только маленьких гольянов, но даже сига, в длину порой не меньше самой щуки.
Вынул Чумбока нож, почистил его лезвие о траву и нацелился в щучий живот, а рыба вдруг попросила:
– Не губи меня, добрый человек!
Нож так и выпал из рук рыбака. Чего только Чумбока в жизни не видел, но чтобы щука говорила человеческим голосом – никогда! Даже старики о таком чуде не рассказывали, а уж они-то чего только не знают.
– Злой дух! – вытаращил глаза Чумбока. – Настоящие рыбы всегда молчат!
– Иногда и рыбы говорят, – усмехнулась щука. – Иль ты ушам своим не веришь?
Чумбока на всякий случай отступил от щуки, но сеть в руках держит, не отпускает – жалко такой улов бросать.
– Отпусти меня, Чумбока, – снова попросила щука. – Что хочешь, загадай – исполню!
– А моя жена говорит: у тебя в брюхе богатство хранится, – вспомнил Чумбока. – Вот и отдай его!
